Семь цитат актера Николая Губенко, которому исполнилось 75 лет

Дочь об отце

Так пишет о своем отце Екатерина Двигубская — режиссер, актриса и писательница. Отцу было всего семьдесят лет. До конца никто не знает, почему он так поступил. А за десять лет до этого Екатерина написала рассказ, где описала все, что произойдет с Николаем Двигубским в течение последних десяти лет, вплоть до смерти.

В последние годы Двигубский Николай Львович — художник-постановщик — писал такие полотна, от которых хотелось плакать. Художник страдал от рака, но известно, что вылечился от него. Изображал мать и дитя, покаяние человека, крик больного человека и так далее, причем полотна были огромные, не для продажи. Видимо, художник сам себя загнал в невыносимые страдания, которые пожирали его изнутри, и не выдержал подобной жизни. Есть мнение, что художник не хотел стареть, быть немощным, обузой для кого-то. Решив, что на этом свете он сделал все что смог, Николай Двигубский свел счеты с жизнью.

Биография[править | править код]

Николай Двигубский родился во Франции в семье русских эмигрантов. Двоюродный брат Марины Влади. Окончил Французскую академию художеств.[источник не указан 1554 дня

]

В 1956 году с родителями переехал в СССР. Окончил ВГИК по специальности «художник-постановщик».

В институте близко познакомился с Андреем Кончаловским, весьма интересовавшимся Западом.

Работал на фильмах Кончаловского, Андрея Тарковского, Юлия Райзмана, Глеба Панфилова.

Личная жизнь[править | править код]

В СССР был трижды женат: на актрисах Жанне Болотовой (во время учёбы во ВГИКе), Ирине Купченко (после съёмок «Дворянского гнезда», 1969) и Наталье Аринбасаровой, 1970. Последняя ему родила дочь — Екатерину Двигубскую (род. 1974), ставшую актрисой, кинорежиссёром и писательницей.

В 1980 году Двигубский вернулся в Париж, женился в четвёртый раз на француженке по имени Женевьева.

Писал картины в своём замке в Нормандии.

Покончил с собой (застрелился) 25 октября 2008 года.

Двигубский Николай Львович. Биография: истоки

Родился он 18 ноября 1936 года в Париже. Интересно, что настоящая фамилия отца Николая — Бирюков, а вовсе не Двигубский. Его мама Галина Олеговна после революции 1917 года бежала в Париж с Двигубским — белым офицером, который стал ее мужем. Живя в столице Франции и нажив пятерых детей, Двигубский изменил жене, и она выгнала его из дома, не давая развода.

Выйдя потом замуж за Льва Николаевича Бирюкова, Галина Олеговна не стала менять фамилии, и все дети ее носят фамилию Двигубского. Будучи дворянкой, Галина Олеговна не была белоручкой, стала шить на заказ платья и вскоре продвинулась по этой стезе — стала портнихой Марлен Дитрих и других известных особ того времени. Отец Николая, Лев Николаевич, занимался авторемонтом, они жили в просторной четырехкомнатной квартире и имели четыре машины.

Во время Второй мировой войны Лев Николаевич вступил в Сопротивление и боролся против фашистов, а Галина Олеговна повсюду находила русских девушек, попавших в плен, и помогала им вернуться на родину, не ведая, что их тут же ссылали в лагеря.

Сергей Бархин

Художник Николай Двигубский – русский француз

Кто-то другой должен был бы написать эти страницы. А приходится вспоминать мне, почти чужому человеку.
Уже год как его нет, а никто ничего не сказал, не написал, и это неправильно и жалко.

Как будто человека и не было. А ведь это был не просто известный красавец, а изумительный художник театра и кино, а все последнее время – живописец, настоящий французский живописец.

Почему же я осмеливаюсь? Просто третьего дня он мне приснился. Молодой, модный, красивый и талантливый Николя-Коля, Николай Львович Двигубский,

Я был едва знаком с ним, но все-таки знаком. А ведь у него были и близкие друзья. Художники, актеры, режиссеры. Впрочем, я совсем не уверен, что самому Коле с кем-нибудь, и тем более кому-нибудь другому с ним было легко дружить. При этом он не был высокомерным или непреступным. Скорее он казался настороженным. Возможно, он нуждался в сопровождении местного Вергилия в нашем аду. А Кончаловский, очевидно, такую роль сыграть не мог. И сейчас видно, что и другие воспринимали его, как что-то далекое, парижское и не понятное. И всегда казалось, что ему с нами и нам с ним почти не о чем говорить.

Много лет тому назад, совсем много, году эдак в1957-58ом впервые я увидел ЕГО. Он очень заметно для жителей Москвы шел по площади Пушкина от театрального ресторана к еще не существующему кинотеатру Россия. К тому времени я уже был знаком или только виделся с множеством первых стиляг Москвы. Отлично помню Феликса Соловьёва, Костю Страментова, Алика Рябского, Вадима Мильштейна, Андрона Михалкова тех времен. Это были московские денди, поклонники джаза и плейбои – украшение Москвы.

И вдруг я вижу что-то новое. Вижу высокого, стройного и широкоплечего молодого человека со смуглым и серьезным лицом. Отлично подстриженный брюнет в девятнадцати сантиметровых коротковатых дудочках и сине-веронезовой клетчатой рубашке навыпуск. А туфли! О таких тогда можно было только мечтать. Я восхитился и запомнил его, как бы зарисовал навсегда. В нем мелькало что-то французское, не штатское, уже модное тогда, и он напоминал французских артистов Ива Монтана или Жерара Филипа. Я и сейчас вижу его устремлено, но при этом как-то расслаблено идущего по тротуару Пушкинской площади.

Прошло множество лет, наверное, лет 12-15. Я уже бросил профессию «архитектора» и стал пробовать себя в качестве театрального художника. Работали мы вдвоем с Мишей Аникстом. Делали в театре «Современник» сначала «Балладу о невесёлом кабачке» Э.Олби, потом «Искусство комедии» Э. Де Филиппо. По нашим эскизам и макетам декорации в натуре выполняли в мастерских Московского Художественного театра, лучших в Москве. Там в живописном зале царствовала Татьяна Борисовна Серебрякова, дочка великой русско-парижской Зинаиды Серебряковой, дочка, оставшаяся или застрявшая на родине. Как-то в руках Татьяны Борисовны и на столиках того огромного зала, где живописные задники выполняются в натуре, я вижу несколько, скорее много – пять-шесть изумительных эскизов-картин уже в рамках и под стеклом, сделанных, как мне кажется Клодом Лореном или Шарденом. Во всяком случае, для меня они выглядят интереснее, лучше, чем эскизы Бенуа или Вильямса. Потрясенный я спрашиваю Татьяну Борисовну: «Что это такое?». «А это» — говорит она – «Мы выполняем эскизы к спектаклю «Кола Брюньон» русского художника, приехавшего из Парижа. Его зовут – Николай Двигубский, и он учился у нас в институте кино, во ВГИКе, но до этого, говорят, кончил ещё Парижскую академию художеств». Никогда, ни до того, ни после я не видел таких прекрасных, старательных, кажется написанных кистью Питера де Хоха или даже Пуссена эскизов-картин. Это были акварели с гуашью. Конечно неведомые яркие и благородные Лефранки. Помню эскиз задника «Мастерская, дом Кола Брюньона», красивейший суперзанавес с лучами классического масонского солнца и облаками и тучами XVII-XVIII веков и еще какие-то другие эскизы. Восхитившись, я даже пошел на спектакль. Татьяна Борисовна с помощниками Ноной Горюновой и Жорой Крутинским прекрасно выполнили задники. Нарисованные детали, мебель, верстак, трёхногие табуретки были повторены на планшете сцены. Тускловатый свет и блеклый спектакль, который был похож на детский. Какие-то иллюстрации Эдмонта Дюлака на сцене.

В театральном обществе в те времена проводились интересные ежегодные выставки театральных эскизов и даже макетов осуществленных московских спектаклей. Среди многих прекрасных, иногда самыми заметными были всегда большие и мастерские эскизы Николая Двигубского, как и Серебровского и Мессерера и других. Увидев эскиз Двигубского, я даже специально побежал в Вахтанговский театр посмотреть шлезингеровского мольеровского «Мещанина во дворянстве». Открытого красного цвета половик и золотая с черным орнаментом сложная композиция станков и лестниц. На эскизе и даже на сцене все это было просто замечательно, И костюмы были нарисованы, как будто прямо в музей «Комеди Франсез». Но в спектакле все было обычно и мало интересно, не живо. Может быть, качество декорации и дотошный исторический, яркий по цвету гротеск костюмов вместе забивали артистов и вообще театр. Потом я видел еще какие-то косоватые (тогда это было модно) конструкции для какого-то западного спектакля в театре Моссовета. Но только эскизы, не спектакль.

К тому времени я был уже знаком или просто хоть раз виделся с большинством художников из группы, вышедшей из Института кино. Это были Серебровский, Бойм, Алимов, Ромадин. Но Двигубского не видел. Потом выходит нашумевший фильм того самого Андрея Михалкова, в этот момент уже Кончаловского. Это «Дворянское гнездо» по Тургеневу, и там было сразу три, даже четыре художника. Видимо такой важной и трудной для Кончаловского была тургеневская усадьба. Уж как поделили работу Бойм, Ромадин и Двигубский не знаю, но шляпы, а может быть, и костюмы сделал Рустам Хамдамов. Говорили, что этот Двигубский сыграл какого-то французского герцога в самом кинофильме, но я никого, кроме Губенко не разглядел и не запомнил.

На одной из Всесоюзных выставках я видел слишком старательные не эскизы – картины Двигубского к Сирано де Бержераку (кажется). Это мне уже не так нравилось, но художник и личность интриговали чрезвычайно. На театральных выставках, открытиях и обсуждениях в театральном обществе бывали все известные художники театра многократно, и с ними можно было поговорить, а Двигубский, этот французский перфекционист не появился ни разу. Как будто все это его совершенно не интересовало.

И всё же постепенно, мельком, выглядывая и разглядывая в разных случайных местах Двигубского, я узнал в нем того, тогда ещё молодого модника и красавца, увиденного на улице и вернувшегося из Франции, из Парижа, эскизами которого я восхитился когда-то в мастерских МХАТа.

Гораздо раньше я учился в нашем бесценном Архитектурном институте, на год старше другого талантливого «русского француза» Саши, Александра Алексеевича Карвовского. Талантливейшего архитектора, потом блестящего переводчика с русского на французский стихов и прозы. Да он и сам был поэт, и я помню, в каком-то сборнике читал-пел его верлибровые стихи. Милый Саша на смерть разбился на автомобиле. Но до этого испытал еще такие удары, которые нам не снились.

Когда я немного познакомился с Двигубским, я, как подарок сообщил ему о своем знакомом, может даже товарище, Карвовском, который, мол, тоже француз. Двигубский очень сердито и даже раздраженно вспомнил моего знакомого, будто бы семья которого как-то поучаствовала в напрасном возвращении Двигубских Так Саша Карвовский не сблизил меня с Двигубским.

Во время того короткого разговора для возможного сближения с Двигубским мне открылись два свойства прекрасного русско-французского художника. Во-первых, он как-то очень грустно был не доволен возвращением в Россию, что понятно многим, но не всем. Вот у Карвовского я этого совершенно не чувствовал, а ведь именно он попал после приезда прямо в Советскую армию. Для молодого поэта-француза это было равносильно лагерю, сталинскому лагерю Никиты Кривошеина. Но Саша все сносил кротко. Во-вторых, мне показалось, что Коля испытывал некоторые трудности с русским разговорным и мышлением на русском. Хотя, конечно, он и в Париже говорил по-русски, хотя думал, возможно, лишь по-французски.

Тем не менее, наше заочное знакомство продолжалось. На очередной театральной выставке я увидел потрясающие «загородные» эскизы Двигубского для «Зеркала» Тарковского. Небольшие тщательные эскизы, которых тогда ни в театре, ни в кино художники не делали, открывали какие-то другие возможности для влияния на режиссера. Я помню великолепно, прямо по девятнадцатому веку, написанный эскиз, где на деревенский стол вывалилось несколько ягод малины из корзиночки и пролилось молоко из кувшина, а две-три отдельные капли выпукло лежали на столе и салфетке. Это было блестяще. В фильме гениального, но капризного и самолюбивого режиссера был такой кадр. А ведь очень редко такое изысканное предложение художника найдет себе место в фильме режиссера, думающего совершенно о другом.

Как-то Миша Ромадин рассказывал, как долго и тщательно, своими руками Николай Львович приготовлял фактуру какой-то двери на киностудии. Я не вспомню, для какого фильма. Может быть и для «Зеркала».

И еще я видел мастерские монохромные эскизы наброски с натуры для «Сибириады» Кончаловского.

Наконец году в восьмидесятом меня включили в творческую группу в «Дзинтари» в давно родную Латвию. В группе оказался и Коля. Дело было зимой. Он был одет в китайскую пуховую куртку. Писал там он маслом с множеством иностранных приспособлений, даже с муштабелем тщательные картины маленького размера. Из того, что скрытный Коля показал мне, я запомнил что-то на тему прибалтийских сосен, тротуаров и кирпичных стенок-заборов, написанных сверху, как бы из окна второго этажа и фрагментарно. Выходило похоже на абстрактно-архитектурные композиции в аксонометрии. Все это вечером, даже ночью при свете невидимых зрителем картины фонарей-подсветов. Все, что я видел, было совершенно пусто, без всяких людей, грустно, холодновато и мрачновато.

К сожалению, мы совершенно не сблизились. Казалось, что ему и не нужны новые и ничего хорошего не обещающие знакомства. Однако мы поговорили на тему Монтеня и Ларошфуко, которых он привез с собой. Коля говорил, что при возникновении каких-либо вопросов, он всегда обращается к философам и получает практический ответ. Много позже и я тоже попробовал получать ответы и не только у Ларошфуко, но у меня ничего путного не получилось. В баре он выпивал чаще всего настоящий португальский портвейн, неведомым образом, оказавшийся в советской Латвии. У всех остальных художников по бескультурью не было никаких сантиментов по поводу этого портвейна. А Коля справедливо утверждал, что это самая выгодная выпивка, так как в Париже он дорог, а здесь в Союзе стоил чуть дороже нашего слезливого лилового портвейна-подделки. Остальные пили или водку, или шампанское, выпустив из него по возможности газ.

В этой двухмесячной поездке Двигубский был как-то мучительно одинок и по-прежнему отличался от всех других советских художников, и не мог он здесь найти близкую душу. В этой поездке Коля, пытаясь учиться играть на русском бильярде, вставал в такие уморительные изящные позы, что вызывало общий застенчивый смех. Застенчивый потому, что его, как художника, конечно, все уважали. Оказывается до того, как пойти учиться в парижскую Эколь де Базар он раздумывал, не пойти ли ему в балет, выбирая между дягилевскими русскими звездными профессиями.

Потом мы несколько раз встречались в мастерской Савелия Ямщикова на Пречистинке в компании Ромадина, Алимова и Бори Мессерера. Снова Коля был застенчиво молчалив, и все собирался уехать к какой-то графине с сыновьями во Францию. И как-то все зазывал Борю с собой. А я в тот момент самого советского мрака еще мог уехать, еще хотел. И возможно во время одной из таких выпивок и болтовни у Савелия Коля позвал меня заехать к нему в мастерскую, которая располагалась в самом центре Москвы, где-то в переулке у площади Маяковского в отдельном домике. Это оказалась одна большая, даже очень большая белая комната с темными деревянными ставнями, кажется даже с двух длинных стен ее, так как кажется, в обе стороны было по три или даже четыре окна. По середине был большой длинный стол, а на торцовой стене висело большое шелковое, батиком выполненное, французское наполеоновское знамя, выпрошенное Двигубским после съемок фильма Бондарчука «Битва при Ватерлоо» или даже из «Войны и мира». На чистом столе стояла бутылка конечно БОРДО и два бокала. Никаких признаков мастерской художника. Прямо зал Авиньонского дворца папы. Красиво – ставни, знамя и красное вино на столе. Поговорили ни о чем. И было грустно, и мне было жалко такого одинокого, не понятого в Москве, и не понявшего нашей жизни господина.

НИКОЛАЙ ДВИГУБСКИЙ уезжал и уехал, вернулся во Францию, где он и родился. И уж даже не знаю, как его назвать – эмигрант, иммигрант, мигрант или реэмигрант, а может быть просто бедный сын эмигранта с любовью к родине. А где его родина, не знает никто, и не знал он сам. Во всяком случае, все отъезды и приезды не сыграли доброй роли в его жизни.

Там в Европе Двигубский сделал декорацию и костюмы к знаменитой постановке Тарковского в Лондоне в Ковен Гардене «Бориса Годунова» Мусоргского. Уже после смерти Тарковского спектакль игрался на сцене Кировского, теперь Мариинского театра, и я даже видел его и слышал чей-то хвалебный отзыв о нем по радио «Сободе».

Был ли он счастлив? Со своими проблемами двух языков, одиночества, чувства напрасных поступков, напрасной любви и надежды. Стал ли мой герой счастлив там во Франции милой его сердцу, в «своем» замке, со своей графиней, я не знаю.

Иногда кто-нибудь в Москве отпускал какую-нибудь саркастическую фразу по поводу его жизни во Франции.

Уже в девяностые годы я делал (участвовал) в Париже мультфильм про русского генерала 1812 года и его собачку, которую сначала звали Боня- Бонапарт по сценарию Тонино Гуэрра. И вот как-то я поехал из Парижа в гости к Леночке, Васе и Диме Ракитиным, живущим в деревенском домике рядом с тамплиерским вязом около Жизора. Там я опять с радостью услышал про Двигубского. Коля приезжал из своего замка в «замок» Ракитиных. И Вася много раз говорил о его живописи и повторял про неё – «квалитетная». Вася даже сравнивал квалитетность Двигубского с квалитетом Шварцмана, считая возможно это качество главным отличием Шварцмана. Это было сказано Васей специально, ибо он знал мою любовь и восторг от иератур Шварцмана.

Я был очень рад за некоторый успех Николая Львовича Двигубского, рад, так как я в свои шестьдесят с лишним лет уже был лишен всякой зависти.

И вдруг известие – как выстрел. Я долго отказывался верить, потому, что из-за границы приходили всякие неправды. Но потом все неоднократно подтвердилось.

А я подумал, что это лопнула банка с эфиром, как в Чайке. Но нет, НИКОЛАЙ ЛЬВОВИЧ ЗАСТРЕЛИЛСЯ!

И я загрустил, задумался о Родине, которая не любит и мучает своих сыновей, не по своей воле блудных. И когда я говорю Родина, я не только о России думаю, но и о Франции. И еще я думаю о горестях эмиграции, и о трудностях что-либо понять в чужой жизни. И, что в чужой, и в своей даже счастливой жизни может быть любая неожиданная трагедия. Вспомнил последние годы Казановы, изгнанного на чужбину, его страдания.

Скорблю о гибели и о грусти Двигубского, сочувствую его дочери и другим близким ему людьми.

Так как никакого некролога или воспоминания в нашей печати я не видел. Отдаю свой текст в руки своего друга Димы Радионова в журнал «Сцена» с надеждой публикации вместе с возможно большим количеством репродукций.

20 августа – 27 сентября 2009 года С. Бархин

Возвращение на родину

После смерти Сталина родители художника решили вернуться на историческую родину, так как сильно страдали от ностальгии. Двигубский Николай Львочич, единственный из детей, не достигший совершеннолетия (остальные отказались ехать), прибыл вместе с отцом и матерью в Москву.

На молодого человека условия жизни в столице Советов оказали гнетущее впечатление, кроме того, ему было трудно освоиться с языком. Хотя Николай и говорил по-русски, все же мыслил чисто по-французски. Быт для новоприбывших оказался до того тяжелым, соседи по коммуналке вели себя так вызывающе и непристойно, что Галина Олеговна пошла в милицию и сказала, что если они не угодны здесь, то лучше их сразу поставить к стенке.

Милиционер оказался человеком совестливым и «усмирил» соседей. Женщина и в Москве не сидела без дела, и вскоре слух о замечательной портнихе распространился по столице. Она стала обшивать видных политических лиц и киноактрис. В число клиенток матери Николая Львовича вошли жены Громыко и Косыгина, а также кинозвезда Советского Союза Любовь Орлова.

Благодаря ее стараниям семья вскоре получила скромную, но отдельную двухкомнатную квартиру на Ленинском проспекте.

Детство и юность во Франции

Николай Львович Двигубский родился в 1936 году во Франции в эмигрантской семье. В свое время не только родители, но и многие родственники Двигубского перебрались именно в эту европейскую страну. Так, двоюродной сестрой будущего художника была известная французская актриса русского происхождения, супруга Владимира Высоцкого Марина Влади. В юности Двигубский даже подумывал стать артистом балета, как и мать Влади. Но не сложилось.

Окончив школу, Николай поступил в высшую школу изящных искусств, выпускниками которой были многие знаменитые художники Франции, Германии, Великобритании и других государств Европы и мира. Однако тогда сделать карьеру на западе Двигубскому не удалось. В 1956 году его родители решили вернуться в Союз.

Новые знакомства

Во Франции Двигубский Николай Львович учился в Парижской высшей национальной школе изобразительного искусства, преподавателем его был Поль Колен. Если бы ни любовь родителей к родине, он наверняка пошел бы вверх по карьерной лестнице во Франции, но судьба вела его по другому пути.

В Советском Союзе Николай поступил во ВГИК, где познакомился с лучшей молодежью того времени. В их число входили Феликс Соловьев, Константин Страментов, Алик Рябский, Андрон Кончаловский и другие. Сам Николай Двигубский по-настоящему ни с кем не сблизился. Для многих он стал олицетворением Франции — чего-то прекрасного и недоступного. Вспоминая художника, многие отмечают его манеру одеваться, вести себя. В СССР такую куртку и туфли, какие имел Двигубский, могли себе позволить лишь два-три человека.

Ссылки

• Николай Двигубский на сайте Андрея Кончаловского
• Николай Двигубский на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• Анна Велигжанина. «Как Болотова, Купченко и Аринбасарова вышли замуж за одного мужчину»

двигубский николай львович, двигубский николай львович борис

Двигубский Николай Львович: личная жизнь

Николай Львович немного сблизился с Андроном Кончаловским-Михалковым, ему нравились те же девушки, что и Кончаловскому, и первой женой его стала Жанна Болотова. Познакомились они на вечеринке у Андрона, сама актриса была влюблена в неотразимого денди Кончаловского, но тот и не думал делать ей предложение. Поэтому, когда Николай Двигубский всерьез подошел к девушке и предложил ей руку и сердце, она не отказалась.

Однако их брак не был основан на любви и просуществовал меньше года. Затем Николай сделал предложение Ирине Купченко, снимавшейся в «Дворянском гнезде» Андрона Кончаловского. Актриса, став жертвой любвеобильного режиссера, страдала на съемках, и чтобы ее утешить, Николай Двигубский в шутку предложил ей съездить в ЗАГС, на что актриса, также в шутку, согласилась.

Шутки шутками, но брак оказался настоящим, хотя тоже не продержался долго, впоследствии Купчекно вышла замуж за Василия Ланового, а Двигубский наконец надолго (аж на целых пятнадцать лет) женился на актрисе Наталье Аринбасаровой.

И опять судьба играет с художником шутку. Наталья была первой женой Андрона Кончаловского, и у них рос сын Егор. Николай воспитывал мальчика как своего, Наталья родила в совместном браке дочь Екатерину, которая стала для него лучом света в темном царстве.

Жены

Когда отношения между Ириной Купченко и Андреем Кончаловским сошли на нет, актриса увлеклась Николаем Двигубским, который был занят на съемках драмы упомянутого режиссера «Дворянское гнездо». Купченко играла в этом же фильме главную роль. Окружающим Купченко и Двигубский казались счастливой парой, но через год по неизвестным причинам они разошлись. А потом в жизни художника появилась Наталья Аринбасарова. Однако и с третьей супругой, которая в 1974 году родила Двигубскому дочь Екатерину, он тоже развелся.

Фильмография Николая Двигубского

В фильмографию Николая Двигубского входит небольшое число картин, в том числе и мультипликационных, где он выступил в качестве художника.

• «Дорога на фестиваль» — фильм Рениты и Юрия Григовьевых.
• «Дворянское гнездо» — фильм Кончаловского.
• «Дядя Ваня» — фильм Кончаловского.
• «Визит вежливости».
• «Зеркало» — фильм Тарковского.
• «Сибириада» — фильм Кончаловского.
• «Васса» — фильм Глеба Панфилова.
• «Крылья дядюшки Марабу» — анимационный фильм.
• «Легенда о Григе» — анимационный фильм.
• «Сегодня день рождения» — анимационный фильм.

«Сибириада» (фильм Кончаловского) свела Николая Двигубского с другим художником — Адабашьяном, а в фильмах «Дорога на фестиваль» и «Дворянское гнездо» ему удалось сыграть небольшие роли.

Фильмы

Сразу после окончания ВГИКа Губенко начал сниматься в кино. Первая работа, в которой он предстал советскому зрителю – фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича», вышедший в 1964 году. Это лирическая история о молодом поколении, начинающем жить в период «хрущевской оттепели». Усеченный фильм вышел на экраны под названием «Мне двадцать лет», а премьера «полной версии» (авторского варианта) состоялась в 1988 году.

Николай Губенко в фильме «Застава Ильича»

Судя по фото, в молодости актер обладал обычной внешностью и потому его пригласили сыграть простого русского паренька по имени Коля Фокин. После этого были эпизодические роли в фильмах «Пядь земли», «Куда улетают аисты», «Пока фронт в обороне».

В 1967 году на экраны вышел фильм «Пароль не нужен». Губенко сыграл полковника Блюхера. Эта роль стала известнейшей работой артиста 60-х годов. Партнерами по картине стали Анастасия Вознесенская, Родион Нахапетов, Василий Лановой, Игорь Дмитриев и другие. Несмотря на то, что фильм яркой славы не снискал, Губенко получил 3-ю премию за лучшую мужскую роль 3-го Всесоюзного кинофестиваля в Ленинграде

Николай Губенко в фильме «Пароль не нужен»

В конце 60-х появились еще несколько фильмов, в которых актер сыграл различные роли, показав себя настоящим профессионалом. В их числе «Золотые ворота», «Директор», «Дворянское гнездо» и ряд других. В 1971 году Губенко-режиссер снял свою первую картину «Братья Макаровы». Вскоре за этим – «Если хочешь быть счастливым» и «Пришел солдат с фронта». За последний он поучил премию Ленинского комсомола и Государственную премию РСФСР им. братьев Васильевых.

Параллельно с режиссерской деятельностью Губенко продолжает сниматься сам. 1975 год ознаменовался ролью в фильме Сергея Бондарчука по роману Михаила Шолохова «Они сражались за Родину». Его партнерами по съемочной площадке стали Василий Шукшин, Нонна Мордюкова, Юрий Никулин, Иннокентий Смоктуновский, Вячеслав Тихонов.

Николай Губенко в фильме «Они сражались за Родину»

Еще одна значимая работа в фильмографии артиста – картина «Подранки». Здесь он выступил в тройной ипостаси – режиссера, сценариста и актера. Кино на 50 % биографично. В нем рассказана жизнь и судьба детдомовских детей послевоенного времени.

Показана не биография одного отдельно взятого человека, а история целого поколения, которое во время войны осталось круглыми сиротами. Работа настолько пронзительна и искренна, что и спустя годы не оставляет равнодушных.

Николай Губенко в фильме «Подранки»

В 1980-м Губенко снимает фильм «Из жизни отдыхающих». Главную роль в мелодраме он отдает супруге – Жанне Болотовой. Здесь же играли Ролан Быков, Регимантас Адомайтис, Лидия Федосеева-Шукшина.

В 1988 году Николай Николаевич выступил режиссером и сценаристом фильма по реальным событиям «Запретная зона». В картине рассказывается о последствиях разрушительного шторма в Ивановской области 1984 года.

На государевой службе

В 1987 году Губенко вступил в Коммунистическую партию, он стал седьмым и последним министром культуры советской страны (1989-1991 годы). После объявления независимости России он продолжил политическую карьеру.

Дважды избирался от Коммунистической партии депутатом Государственной думы (1995—2003 годы), где был сначала заместителем, а потом председателем Комитета по культуре и туризму.

С 2009 года Губенко является заместителем председателя Московской городской думы.

Мэтр кинематографа

К тому времени он не снимался в кино два года, поэтому стал браться за любые роли, даже эпизодические, но все-таки в творческой биографии Николая Губенко в основном были главные. В 1967 году ему предложили три большие роли, а образ Блюхера в приключенческой картине «Пароль не нужен» получил признание критиков. Дальше были фильмы «Дворянское гнездо», «Золотые ворота» и «Директор». Последний рассказывал о директоре автозавода, прообразом которого послужил И. Лихачев, основатель ЗИЛа.

В 1975 году Губенко снялся в культовых советских фильмах: «Они сражались за Родину» Сергея Бондарчука и «Прошу слова» Глеба Панфилова.

В режиссерской биографии Николая Николаевича Губенко было шесть картин. Самой лучшей из них критиками признана лента «Подранки» о жизни детдомовцев послевоенного времени. Сам он сыграл одного из воспитателей по фамилии Криворучко, прототипом которого стал один из его педагогов в Суворовском училище. Фильм собрал множество международных наград.

С 1987 по 1989 год он был главным режиссером Театра на Таганке, восстановил наиболее популярные спектакли и способствовал возвращению Юрия Любимова. Однако двум режиссерам стало тесно в одной труппе, отношения между учителем и учеником сильно испортились. Дошло до того, что Губенко не пустили в театр, хотя он играл главную роль в спектакле «Высоцкий». В октябре 1992-го Губенко создал Театр «Содружество актеров Таганки».