Anne Jacqueline Hathaway родилась 12 ноября 1982 года в Нью-Йорке. Родители Энн – адвокат Джерард Хэтэуэй и актриса театра Кейт Мак Калей, назвали девочку в честь жены Уильяма Шекспира. Энн имеет ирландские корни, поэтому ее внешность такая оригинальная и выразительная. С самого детства мама мечтала, что ее дочь будет актрисой и всячески этому способствовала. Перед тем, как Энн пошла в школу, семья переехала в Нью-Джерси, где и прошло детство и юность будущей звезды. Обучение девочка проходила не как обычные дети, а по программе Монтессори, которая предусматривает развитие индивидуальных способностей ребенка, а не стандартное заучивание правил. В Нью-Джерси Энн закончила высшую школу, занималась танцами и пением, активно принимала участие в школьных театральных постановках.
Родилась: 12 ноября 1982 г. (37 лет), Бруклин, Нью-Йорк, США Рост: 173 см В браке с: Адам Шульман (с 2012 г.) Родители: Кейт МакКоли Хэтэуэй
Энн Хэтэуэй – биография и личная жизнь
Семья Энн Хэтэуэй была очень религиозной и придерживалась всех традиций. Девочка росла в крепкой, здоровой атмосфере. Она даже мечтала стать монахиней, но в пятнадцатилетнем возрасте отказалась от своей мечты. Дело в том, что брат Энн оказался гомосексуалистом, и она решила, что не может служить религии, которая выступает против сексуальных меньшинств.
Первое выступление на большой театральной сцене состоялось в спектакле “Джейн Эир”, когда девочке было 10 лет. После окончания школы Энн решила, что должна продолжать карьеру певицы в театральных мюзиклах, но ее не взяли. Дело в том, что Хэтэуэй была слишком высокой для детских ролей, но слишком юной, чтобы играть взрослых. Отказ сильно повлиял на актрису, она решила, что дорога на сцену для нее закрыта навсегда.
Энн Хэтэуэй отличалась сильным, волевым характером, что и привело ее в кино. Отказавшись от театра она пришла на кинопробы в сериал “Будь собой” и успешно прошла кастинг.Сериал был не слишком рейтинговым, но девушку заметили кинокритики. Знаменитый режиссер Гарри Маршалл пригласил Энн сыграть главную роль в прекрасном сказочном фильме “Дневник принцессы”. Он восхищался красотой юной актрисы и сравнивал ее с мировыми звездами. Он не ошибся. После выхода на телеэкраны фильма, Энн стала знаменитостью.
Вскоре Энн получила эпизодическую роль в “Горбатой горе”, а позже исполнила роль сестры главной героини в известной картине “Дьявол носит “Prada”. Позже были роли в драме “Джейн Остин”, “Пассажиры” и др.
Главные премии киноиндустрии Энн Хэтэуэй получила за роль в фильме “Отверженные”. Она удостоилась “Золотого Глобуса” и “Оскара”.
Невероятный роман
Адам Шульман впервые встретился с Энн Хэтэуэй на вечеринке общих друзей. Он сразу же заметил девушку необычной красоты, но с печальным взглядом. Пообщаться не удалось, но по приезде домой парень нашел в социальных сетях множество информации об актрисе. Особенно остро его задела ситуация с ее бывшим парнем.
Энн, в свою очередь, также заметила Адама, но ни о каких отношениях речи быть не могло, так как он был на вечеринке со своей девушкой. Новая встреча произошла спустя пару недель. Молодые люди поняли, что их настигло настоящее чувство. Адам Шульман быстро закончил прошлые отношения и был готов окунуться в новый водоворот любви и страсти.
Смотреть галерею
Энн Хэтэуэй личная жизнь
Первый бурный роман, который проходил на глазах у журналистов и поклонников был с крупным бизнесменом Рафаэлло Фольери. Отношения продлились около пяти лет, но закончились грандиозным скандалом. Фольери выдвинули обвинение в краже 50 миллионов долларов из католического благотворительного фонда, который возглавляла Энн Хэтэуэй. В судебном разбирательстве актриса проходила свидетелем и очень сильно переживала по этому поводу. В браке Рафаэлло Фольери и Энн Хэтэуэй детей не было.
Спустя три года после развода Энн ответила взаимностью на ухаживания Адама Шульмана. В 2012 году они обвенчались. Свадьба была тихой и спокойной, в присутствии только самых близких родных и друзей. Многие заметили, что муж Энн Хэтэуэй похож на Шекспира, значит этот брак заключен на небесах. Кинозвезду не так часто можно увидеть на вечеринках и светских раутах, большую часть свободного времени проводит Энн Хэтэуэй с мужем и семьей. Супруги практически не афишируют свою личную жизнь и всячески скрываются от журналистов.
В марте 2020 года Энн Хэтэуэй родила ребенка. Но папарацци узнали про это только спустя три недели.Первенца назвали Джонатан Роузбэнкс. Это знаменательное событие супруги очень ждали. Ранее в прессе появлялась информация, что пара никак не может зачать ребенка, они даже собирались взять малыша из детского дома.
Летом 2020 года пресса узнала о второй беременности актрисы. Когда Энн Хэтуэй родила второго ребенка неизвестно, также пока неизвестен пол и имя малыша. Но 8 декабря папарации заметили пару на прогулке с новорожденным.
Сейчас Энн Хэтэуэй с мужем и с двумя детьми продолжает вести светскую жизнь. Она снимается в фильмах, которые скоро появятся в кинотеатрах. Ждем прекрасных новостей от кинодивы и желаем этой паре счастья.
Почему Энн Хэтэуэй чувствовала себя несчастной, получив «Оскар»
Свадьбу устроили в маленьком городке Биг-Сюр, где находилось загородное имение Энн. Это был незабываемый день! Райская природа Калифорнии, рядом только близкие друзья и родственники. Невеста в платье от Валентино цвета слоновой кости с нежнорозовым шлейфом. Словом, рай на земле!..
Энн Хэтэуэй и Адам Шульман, 2020 год
А спустя полтора года Интернет взорвался сенсацией: «Брак Энн Хэтэуэй и Адама Шульмана дал трещину. Пара на грани развода!». Газетчики дополняли слухи и выдвигали свои версии происходящего. Ну в самом деле, если бы у пары все было гладко, разве актриса показывалась бы на публике без мужа? Вот и на бал Института костюма она тоже пришла одна.
К тому же в последнее время поведение Энн Хэтэуэй кажется странным: она раздает свои вещи бедным и даже подумывает продать особняк в Лос-Анджелесе, а взамен приобрести чтонибудь поскромнее. Мол, известным личностям следует жить без излишней роскоши и научиться смирению. Так, может, в этом и кроется причина разлада брака?
Энн отказывалась давать комментарии журналистам. Да и что она могла сказать, если и сама толком не понимала, что происходит. Они с Адамом пребывали в каком-то ненормальном состоянии весь первый год супружеской жизни. А ведь пока встречались (а это длилось три года), все было поистине волшебно. И только когда поженились, начались всяческие недоразумения. Может, следовало жить без супружеских уз?
«Ничего-ничего, если люди любят друг друга и дружат с головой, они непременно найдут путь к примирению», – утешала Энн ее мама. И Кейт Маккалей оказалась права. Вскоре супруги решили, что попробуют вместе спродюсировать фильм «Однажды в Нью-Йорке». А потом Энн решила выступить еще и в привычном для себя амплуа актрисы и выпросила у режиссера главную роль. После всех комедий ей ужасно хотелось сыграть в драме, да еще музыкальной.
2020 год
Как ни странно, первый их с Адамом «блин» не получился комом, а вполне удался. Смешно сказать, самым сложным делом оказались любовные сцены в фильме. Партнер Хэтэуэй, начинающий актер Джонни Флинн, ужасно смущался. Все-таки заниматься любовью с женой продюсера на его глазах не совсем удобно. Хорошо хоть, когда снимались откровенные сцены, Адама не было на площадке. А то бедняга Флинн и вовсе закаменел бы.
Словом, сотрудничество пошло супругам на пользу. И вскоре Адам Шульман признался журналистам: «Самым большим сюрпризом в браке оказалось то, что я влюбляюсь в свою жену все больше и больше». И теперь единственное, чего им не хватает для полной гармонии, это ребенок.
Детство и юность
Молодой человек не столь знаменит, как его звездная супруга. О ранних годах жизни мало подробностей.
Адам Шульман в молодости
Адам Бэнкс Шульман родился 2 апреля 1981 года в Нью-Йорке. Был долгожданным и единственным ребенком у родителей. Мать Жаклин и отец Марк старались дать наследнику блестящее образование.
За спиной молодого человека три вуза. После школы отправился грызть гранит науки в университет Брауна, где получил степень бакалавра. Затем поступил нью-йоркский университет искусств, где брал короткие уроки актерской профессии. Сессию провел в Национальном театральном центре Юджина О’Нила.
Книжная полкаПолитолог Екатерина Шульман о любимых книгах
Бывает, что человек прочитал какой-то текст — и его жизнь круто переменилась. Для меня началом бытия как личности стал скорее сам факт самостоятельного чтения. Меня, как более-менее всех детей интеллигентов, научили читать в четыре года, и с тех пор, в общем, ничем другим я особенно не занималась. Все мы принадлежим к сословию, зарабатывающему на жизнь чтением и письмом.
С тех пор было несколько не столько даже книг, сколько корпусов текстов, которые действительно повлияли на способ мышления. Во-первых, советская научно-популярная литература. Была двухтомная энциклопедия «Что такое? Кто такой?». Была книга Ильина, который на самом деле Маршак — брат Самуила Маршака, «Как человек стал великаном». Это книга о научно-техническом прогрессе, о развитии человеческой мысли, науки и техники с первобытных времён, и заканчивается она сожжением Джордано Бруно. Был непременный Кун с «Легендами и мифами Древней Греции». Был даже Перельман с «Занимательной физикой» и десятитомная «Детская энциклопедия», жёлтенькая. Это плоды светлой эпохи шестидесятых, прогрессивного техницизма и культа науки, который советская власть в тот период поощряла.
Я читала в детстве много литературы про животных. У меня была книжка «Занимательная зоология». Была переводная четырёхтомная энциклопедия «Радость познания» — с роскошными иллюстрациями, картами и схемами того, как устроены разные экосистемы. Даже если эти науки потом для вас ничего не будут значить, сам этот способ постижения реальности, доброжелательный к ней интерес и при этом рациональность имеют в себе нечто очень обаятельное. От этого идёт уважение к науке, уважение к человеческому разуму, вера в прогресс и убеждение в том, что реальность познаваема. Так что я атеист, а не агностик.
Какой-то книги, которая бы вот прям сделала из меня политолога, я не могу назвать. Интерес к политике был естественным в те годы, когда я росла. Это была нынче уже забытая эпоха — конец восьмидесятых и девяностые, когда все выписывали много газет и журналов, смотрели политические телевизионные передачи, которые тогда были совсем не тем, чем они являются сейчас. Я помню журнал «Огонёк», толстые журналы «Дружба народов» и «Знамя», молодой ранний «Коммерсантъ» ещё до того, как его купил Борис Березовский — и помню, что вообще всё это значило для тех людей, которые это читали.
Чтобы не создалось впечатления, что меня воспитывала перестроечная публицистика, надо упомянуть книги, которые учат системному, процессуальному взгляду на исторические и политические процессы. Для меня очень важным автором стал Евгений Та́рле. На письме будет неважно, как произносится его фамилия, но мне потом рассказали люди, которые были с ним знакомы, что на самом деле он Та́рле. Дома были его книги о Наполеоне, Талейране и войне 1812 года. Была ещё книга Манфреда «Наполеон Бонапарт», но это было ощутимо классом ниже. «Талейран» Тарле особенно меня впечатлил. О Наполеоне тоже была прекрасная книга, но в том, что касалось конфликта с Россией, даже мне в нежном возрасте было видно давление советской идеологии. Талейран же никого особенно не тревожил, он был однозначно отрицательный персонаж, там не нужно было разводить патриотизм — это была книга не столько о дипломате, сколько о внутриполитическом интригане. Конечно, всё это базировалось на марксистском взгляде на исторические формации и их смену, но в то же время это было ужасно обаятельно и содержательно, и стилистически.
Потом, когда я уже стала постарше, я стала покупать другие книги Тарле, которые не так хорошо известны и не так часто издавались: например, у него была прекрасная работа о колониальных войнах, точнее, о великих географических открытиях и их последствиях для европейских стран, и книга о Первой мировой войне — «Европа в эпоху империализма». Уже будучи самостоятельной работающей девушкой в Москве, я купила в антикварном отделе магазина «Москва» на Тверской двенадцатитомное собрание сочинений Тарле за жуткие для меня тогда деньги. Ещё труднее было уволочь его из магазина домой на метро. Очень рада, что я это тогда сделала — стоит теперь это синее монументальное собрание сочинений автора, которому я очень обязана.
Второй мой любимый историк — Эдвард Гиббон. Дочитать до конца «Упадок и гибель Римской империи» чрезвычайно трудно, и я сама застряла на Юстиниане, но слог и логика его неотразимо обаятельны. Кстати, значительно позже я поняла, что стилистически именно он, а не кто-то из предыдущих романистов — настоящий отец Джейн Остин.
Я всегда с некоторым пренебрежением относилась к людям, которые говорят, что «с возрастом» они стали меньше читать художественную литературу, потому что их тянет на всё такое подлинное и настоящее. Художественный текст — это сложный текст, а с любого рода текстовыми мемуарами всегда будет проще: как бы они ни были хорошо написаны, всё равно им свойственна линейная композиция. Это всегда разновидность рассказывания истории из жизни в более интеллектуальной оболочке. А художественная литература — высшее проявление человеческого духа, чего уж там. Она — наша мать и кормилица, и поддержка нам на все дни нашей жизни. Тем не менее, когда смотришь на свои списки прочитанного, обнаруживается, что если даже не брать профессиональную научную литературу и мегабайты законопроектов и пояснительных записок к ним, то ты читаешь чрезвычайно много мемуаров и исторического нон-фикшена. Назову своих старых и новых любимцев: Де Рец, Сен-Симон, Ларошфуко, Нэнси Митфорд о Людовике XIV, Вольтере и мадам де Помпадур (о Фридрихе Великом, мне кажется, у неё не очень получилась книга), Самуэль Пипс о себе, любимом, Вальтер Скотт о шотландской истории, Черчилль о прадедушке Мальборо, Питер Акройд обо всём на свете (биография Шекспира у него хорошая, новый том «Истории Англии» недавно пришёл).
Ну а среди художественной литературы автор моей души — это, конечно, Набоков. Вот он был значимым трансформационным потрясением, но не единомоментным, а постепенным. Это автор, который в максимальной степени соответствует моим эмоциональным и интеллектуальным потребностям. Ничего не изменилось: сколько я его читала, где-то с 1993 года, столько и продолжаю читать. Последний невероятный подарок — вышедший в конце 2020 года комментарий Александра Долинина к «Дару». Этот капитальный труд я имела счастье получить одной из первых, по знакомству, и даже записать интервью с автором, когда он сюда приезжал. Я очень быстро прочитала весь том: он кажется толстым, неподъёмным, а когда заканчивается, хочется, чтобы он был ещё толще. Если сам «Дар» — это чистая радость, то комментарий Долинина — дистиллированная радость. Просто читаешь — и сам себе завидуешь.
Мне не нравится много кто из тех, кто нравится другим — и это неудивительно. Я не люблю Достоевского (и разбавленный извод его — Розанова), абсолютно не вижу в нём художественной составляющей, а вижу конъюнктуру, коммерческое писательство и насильственное эмоциональное воздействие на читателя, что меня тоже обычно раздражает. Известно, что в России Толстой и Достоевский — это две партии (видимо, за отсутствием партий политических люди сегрегируются таким образом). И я, конечно, принадлежу к партии Толстого — уж точно никак не к партии Достоевского. А известная дихотомия «чай, собака, Пастернак» vs «кофе, кошка, Мандельштам» в моём варианте должна звучать как «чай, дети, Шекспир». Хотя Мандельштам, конечно, великий поэт.
Кого я ещё не люблю? Ну чтобы вот так всех сразу оскорбить — давайте всех обидим! Меня всегда настораживает, когда человек хвалит братьев Стругацких: если это его любимые авторы, я буду в нём подозревать человека, скажем так, негуманитарного, представителя советской инженерно-технической интеллигенции. Это хорошие люди, но они не понимают, что такое литература. Потому что это очень советская литература. А советская литература — это творчество заключённых. Они не виноваты в этом, они меньше всего в этом виноваты. Они достигают выдающихся результатов в своей резьбе по стакану и изготовлению из ручки ложки художественного объекта — но всё равно всё это дышит тюрьмой. Поэтому мне тягостно читать советских писателей: философия их мне представляется поверхностной, художественное мастерство — сомнительным. Ещё с некоторой нежностью я отношусь к роману «Понедельник начинается в субботу», потому что это описание определённой узкой, специфической социальной страты и её образа жизни, и в этом есть своё обаяние. А всё остальное — на мой взгляд, это глубокая философия на мелких местах. И ещё раз повторю, я не нащупываю там художественной ткани.
А есть вещи, которые считаются перехваленными, но не являются таковыми. «Мастер и Маргарита» — великий русский роман. Булгаков вообще очень значительный автор, как сам по себе, так и как наследник целого большого слоя русской прозы, о которой мы имеем смутное представление, потому что советская власть всё это вырубила, оставив торчать только разрешённые столбы с головами классиков школьного канона. Я ещё почему-то люблю «Театральный роман», что мне самой кажется странным: я не то чтобы равнодушна к театру, а вообще не понимаю, зачем он существует. Мало что наводит на меня такую тоску, как рассказы об актёрах, театральные байки и вот это вот всё: я не понимаю, зачем разыгрывать на сцене то, что можно спокойно прочитать буквами, и зачем все эти люди вообще занимаются тем, чем занимаются. Но «Театральный роман» мне очень ложится на душу.
И второе: Ильф и Петров, скомпрометированные избыточным цитированием, на самом деле тоже чрезвычайно большие писатели. Набоков их ценил, называл их «двуединым гением» (он вообще был внимателен к советской литературе). «Золотой телёнок» — прекрасный русский роман, и «12 стульев» тоже, хотя чуть слабее. Поэтому когда говорят, что это перехвалено — нет, вот на самом деле нет. Это подлинные ценности, которые пройдут веков завистливую даль.
