«6 шурупов в позвоночнике»: почему Аделина Сотникова ушла из спорта


Детство и юность

Волю к жизни и победе эта девочка проявила уже при самом своем появлении на свет. Малышка родилась слабой и семимесячной. Но шло время, и Аделина Сотникова демонстрировала настоящий бойцовский характер.

View this post on Instagram

A post shared by ??????? ????????? (@adelina_sotnikova14) on Dec 22, 2020 at 1:15am PST

Аделина Сотникова с отцом
В 2000-м, когда Аделине исполнилось 4 года, девочка впервые ступила на лед. Это произошло в спортивной школе в Бирюлево. Первым тренером будущей звезды фигурного катания была Анна Патрикеева. А в 7 лет Аделина Сотникова уже тренировалась в школе ЦСКА.

Характер Аделины и ее трудолюбие быстро принесли плоды. Благодаря усиленным тренировкам спортсменка сумела выиграть чемпионат России по фигурному катанию 2008 года.

«Первая премия — 30 тыс. рублей. Папа столько не получал». Аделина Сотникова завершила карьеру

Олимпийская чемпионка Аделина Сотникова приняла решение завершить спортивную карьеру. В студии канала «Россия» она объяснила свое решение, рассказала о попадании в больницу, вспомнила победу в Сочи, а также поразмышляла о любви и роли семьи.

О своем состоянии здоровья

У меня была очень тяжелая операция. Как говорится, ничего не предвещало. Просто жизнь такая, мне надо было это пройти. Я безумно боялась операций, так как у моей сестры их было три. Я думала: «Не дай бог у меня в жизни будет операция, наркоз, вот это вот все».

Все началось летом. Я поехала на гастроли, мы выступали в Турции. Я — одиночница, но мне пришлось встать в пару и учиться парным элементам. Естественно, это новая нагрузка, новые ощущения, все тело болит. И с того момента я чувствовала, что болит спина. Ну, болит и болит, это нормальное явление для спортсмена. У всех все болит, как бы грех на это жаловаться.

Евгений Семенов, Sport24

Меня пригласили выступить на показательных выступлениях московского этапа Гран-при. Помню тот день, это было 17 ноября. Мы перед выступлениями разминаем шею, спину, нам надо все прохрустеть, чтобы в теле все было комфортно. Я начинаю разминаться, хрустеть и понимаю, что что-то у меня как будто вылетело. Думаю: «Ну, вылетело. Значит, надо вправить будет потом». И в декабре я поняла, что нет, я не могу. Потому что я не могу ни спать, ни сидеть нормально. Мне нужно как-то находить положение. Потому что от плеча, грудной отдел и рука — у меня просто немело. Вот бывает, отсидишь руку, и по ней фуфырышки бегают. И у меня так половина тела, 24 на 7. Я не понимала, что происходит. Таблетки пью — ничего не помогает.

Думаю, надо пойти и сделать МРТ всего позвоночника, понять, что происходит. Я обратилась к врачу. Сначала он говорил мне загадками, шутками. Я даже смеялась, когда он начал мне рассказывать, что и как. А потом он говорит: «Если серьезно, отказывайся от шоу, мы тебя госпитализируем. Ложишься сейчас». Я говорю: «В смысле?!» Он мне сказал: «Тебя может просто заклинить».

Естественно, я очень много советовалась со своими родными, что же делать. Понимала, что и людей подводить не могу. Потому что я такой человек, если сказала, что я буду выступать, то я буду выступать. Пришлось договариваться с врачами, чтобы они мне помогали. Сказали, чтобы я снизила все до уровня чуть ли не просто ручку поднимать, и все. Естественно, я так не смогла. Конечно, я снизила нагрузку по прыжкам и не стала делать тройные прыжки.

Я поднимала руку, но она меня не слушалась, просто брала и опускалась. Приходилось как-то напрягать свое тело. Это сейчас, тьфу-тьфу-тьфу, все нормально. А в тот момент я не понимала, что будет. Как-то отпустила ситуацию, сходила в церковь, помолилась, чтобы все было хорошо, и до февраля продолжила работать и выступать. Причем там были каждодневные выступления. Пришлось делать капельницы и обезболивающие, которые, в принципе, не помогали. Приходилось выступать через боль. Понимала, что у меня болит, что мне тяжело, что врачи там трясутся, так как действительно боялись за меня. И вот, две недели назад я закончила работу, позвонила врачам и сказала: «Я ваша. Потому что пока я не вылечусь, я на лед не встану».

Мне сказали, что у меня проблема и операция даже серьезнее, чем у Жени Плющенко. Но у Жени понятно, он столько пережил операций, у него уже, наверное, вся спина закреплена этими пластинами. В данный момент мне сделали это на шее. Мне не до конца показывали, мне закрывали шрам, делали через горло. Но он не такой страшный, я уже свыклась. Доктор сказал, что на мне шрам смотрится очень сексуально. Я сказала, что хорошо. Такое себе зрелище, но на самом деле не это самое страшное. У моей сестры было намного хуже, когда ей делали операции. У меня еще цветочки.

Сейчас мне тяжело, прошло немного времени после операции. Я не думала, что будет настолько тяжело, даже психологически. Я чувствую, что я потеряла форму, потому что если продолжать выступать на шоу, нужна мышечная масса. Сейчас, мне кажется, у меня ее нет, чувствую слабость в теле. Но рвусь на лед, уже сказала об этом докторам. В субботу пойду на лед, ничего не знаю. Это же моя отдушина. Все хорошо, я жива и практически здорова.

О победе на Олимпиаде

Золото Сочи — принципиальная моя точка зрения, это самая дорогая медаль по душе, по тому, как она выигрывалась. Медаль принципиально никому не показывается и хранится очень-очень надежно.

Я должна была выступать в командном турнире. Но буквально за неделю до выезда все изменилось. Нет, мне не сказали, что «я не нужна». Просто сказали, что «ты в команду не попала».

Вообще, мне федерация ничего не говорила. Мой тренер Елена Германовна [Буянова] сказала, что я еду. У меня прекрасное настроение, сразу тренировка другая, силы появляются, бабочки в животе — было такое ощущение от этой новости. И через два дня Елена Германовна говорит мне, что мы не едем. Какие там бабочки в животе потом, там как будто нож в спину.

Я не понимала, почему. Было больно, обидно. Мне до сих пор не объяснили, почему я не поехала. Был выбор между мной и Юлей Липницкой. Выбрали ее. Ну и все. Дальше я ничего не могу рассказать, потому что я не знаю. Но я это пережила, каждый человек переживает свое.

Было больно. У меня тогда было состояние апатии, я хотела на следующей неделе пойти и сказать, что вообще заканчиваю фигурное катание, мне не хотелось кататься. В тот момент у меня реально опустились руки. Я как робот выходила на лед готовиться к личным соревнованиям. Но только потом я поняла, что, наверное, это было хорошо, что меня взяли запасной на командный турнир.

Я на день прилетела в Сочи. До старта командных соревнований была тренировка, я, естественно, на ней присутствовала — запасная обязана выйти на тренировку. Она была 45 минут. И на этой тренировке я впервые пришла в себя за ту неделю, которая ушла у меня на то состояние. Я сделала те элементы, которые, наверное, не делала раньше — настолько разозлилась на всех, на себя в первую очередь. Это же была моя вина: где-то не доказала, что я достойна быть в команде. Я вышла, и руководство федерации просто хлопало.

Я потом вернулась, с такими большими глазами подхожу к Елене Германовне: «Елена Германовна, там такая атмосфера!» Она увидела, что Аделина наконец-то пришла в себя. И эта неделя была уже действительно рабочей, я не жалела себя. И на личный турнир приехала в Сочи уже другим человеком. И все сделала.

Когда докатала, не понимала, что выиграла золото. У меня было чувство гордости, что я откатала чисто, что я смогла перебороть свое состояние. Зная, как я катаю на тренировках — без единой помарочки, но соревнования — это совсем другое. У меня пошли слезы от того, что я сделала это в нужный момент в нужном месте.

В меня верили только родители и тренер. Мама у меня присутствовала на трибунах, я к ней бегала. Папа был дома, с сестрой. Сказал напутствие по телефону.

Я всегда заставляла маму ездить со мной на соревнования, потому что у меня с ней какая-то такая связь, с детства. Она — мой ангел-хранитель, моя защита. Мама тогда очень правильно вела себя, я не чувствовала ее волнения. Потом она сказала, что чуть не умерла на трибуне, так ее трясло.

С Липницкой никаких отношений не было. Ну, поздравили друг друга. Что до, что после Игр у нас отношения не поменялись. Мы были конкурентками на льду, на льду нет друзей. Это спорт.

Я со всеми хорошо дружу в сборной, всех поддерживаю. Я понимаю, какой это труд. Они продолжают этим заниматься, у всех здоровье не гладко не сладко. Но тем не менее они борются, это большое уважение к ним.

Об обещании Владимиру Путину

В Крылатском собирали чемпионов Спартакиады. Там были разные виды спорта. Я выиграла чемпионат России в 12 лет, меня отпустили на Спартакиаду. Для меня сделали исключение, потому что на Спартакиаде выступали с 14 лет. Я и там победила.

И вот, собрали всех победителей. Я такая маленькая была. Вроде бы и скромная, но тем не менее наглая. На тот момент министром спорта был Виталий Мутко. Он стоял, а я тогда не понимала, кто это. Ну, стоит человек в костюме. Думаю: «Пойду-ка я и попрошу его сфотографировать». Мне папа фотоаппарат дал, чтобы я сфотографировалась с Владимиром Владимировичем.

И вот, нас собрали, меня посадили рядом с Владимиром Владимировичем. Я еще сидела с большими глазами: «Со мной сидит президент! Это как так?» Все закончилось, я смотрю на того человека в костюме. Подхожу к нему и говорю: «Можете меня, пожалуйста, сфотографировать с нашим президентом?» Он такой: «Ух, какая! Ну, давай, сфотографирую!» Я обрадовалась и потянула Путина за пиджак: «Владимир Владимирович, а можно с вами сфотографироваться, пожалуйста?» Он: «Можно». Уже сфотографировались, но тут я беру фотоаппарат и говорю: «Что-то не очень хорошо получилось. Перефотографируйте, пожалуйста».

Владимир Владимирович тут говорит: «Ты кто у нас такая?» Я говорю: «Фигуристка, Аделина Сотникова». Он такой: «Что, наша надежда на Сочи?» Я отвечаю: «Ну да, я будущая олимпийская чемпионка».

Наглая я была. Но сказала и сказала. Не думала, что это кто-то запомнил, я и сама об этом забыла. И после допинг-контроля после объявления оценок в Сочи Виталий Леонтьевич заходит, и первое, что он сказал: «Обещание же сдержала!» А я сначала думаю, какое обещание? Потом вспомнила, что я же сказала когда-то тогда. Если бы я не попросила, чтобы он сфотографировал, может быть, он и не запомнил меня.

РИА Новости

О победе на чемпионате России в 12 лет

Это, наверное, было осознание того, что я остаюсь в большом спорте. Это был звоночек мне. За полгода я выучила каскады лутц-риттбергер, сальхов-риттбергер, все сложные элементы. На тот момент это было очень непросто. И потом, после этого момента, я начала расти, и все пошло по нисходящей.

Школа ЦСКА дала первую мою премию — 30 тысяч рублей. У меня папа такую зарплату не получал. Первое, что я подумала: «30 тысяч… это сколько же я конфет могу купить!» Вообще, без всяких мыслей, главное — конфеты могу купить. Потом, естественно, я сказала: «Папа, это больше, чем твоя зарплата?» Дала ему деньги, и все. Зачем мне в 12 лет деньги? Понятное дело, что родители лучше знают, куда потом эти деньги приспособить.

С того момента мне уже оформили зарплату, и я начала копить.

О сестре

В течение трех лет я копила на лечение сестры. И тогда уже Татьяна Анатольевна [Тарасова] заставила родителей помочь Машке. Татьяна Анатольевна нашла фонд Чулпан Хаматовой, которая помогла с операцией. Потому что операции были дорогие, на тот момент у моей семьи не было таких больших денег. Фонд выделил деньги. И, естественно, ту сумму, которую я накопила за эти годы, отдала все родителям, когда мама с Машей поехали в Германию.

У нее сложный и редкий диагноз, я даже его выговорить не могу. У нее с рождения, наверное, даже еще когда мама была беременна, при формировании человечка… Когда дошло до головы, она не то чтобы перестала развиваться… Сделали три операции: подбородок, скулы, глазки немножко подправили.

У нее также со слухом проблема: у нее нет ушей. Вот как у нас мочки — вот такие у нее ушки.

Маме не приносили ребенка три недели, потому что думали, что родители сразу же напишут отказ от этого человека. То есть, не спросив даже у родителей, сразу положили маму на отказ. Врачи даже на тот момент не сказали, что они будут делать. Когда пришел папа, мама уже начала паниковать: «Где мой ребенок?» Врач сказал: «Зачем вам такой ребенок нужен? Оставьте ее». Родители просто врачам сказали: «Вы головой думайте, прежде чем делать такие решения». Ну и все.

Родители никогда мне не говорили, что Маша какой-то больной человек, что у нее какой-то диагноз. Для меня она всегда была здоровой, я всегда с ней играла. Машка — очень красивая девочка.

View this post on Instagram

A post shared by

Рейтинг
( 1 оценка, среднее 4 из 5 )
Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Для любых предложений по сайту: [email protected]